Чтобы решить головоломку, разбудили капрала караульной службы. Капрал утверждал, что полковник пробежал через главный въезд, вернулся и потом снова покинул территорию казарм. Полковник Арбатнот все категорически отрицал. Осмотр комнаты полковника показал, что у него пропали белый тренировочный костюм, пиджак, рубашка, галстук и брюки. Капитан из разведки пошептался о чем-то с британским генералом. Тот помрачнел и попросил советского генерала пройти к нему в кабинет…

Русский генерал вышел из кабинета белый от ярости и потребовал, чтобы ему немедленно выделили штабной автомобиль для поездки в Лондон в посольство СССР. Теперь зашептались все пятнадцать оставшихся русских, мгновенно обособившиеся от британцев. Было десять часов утра. Начались бесконечные телефонные звонки.

Британский генерал связался с начальником Генерального штаба в Лондоне и подробно доложил о чрезвычайном происшествии. Старший бригады наблюдателей передал в лондонскую Службу безопасности на Керзон-стрит другую оперативную сводку. Там она попала к заместителю генерального директора, который сразу заподозрил, что здесь не обошлось без руки ДДСР – в Службе безопасности иногда в шутку называют Интеллидженс Сервис этой аббревиатурой, которая означает «то Дерьмо, что на Другой Стороне Реки».

К югу от Темзы, в Сенчери-хаусе, на звонок с Керзон-стрит ответил заместитель директора Тимоти Эдуардз. Он отрицал причастность Интеллидженс Сервис к инциденту. Положив телефонную трубку, Эдуардз нажал на кнопку и рявкнул:

– Попросите Сэма Маккриди явиться ко мне. Немедленно!

К полудню советский генерал, сопровождаемый полковником ГРУ, заперся с советским военным атташе в его кабинете в здании советского посольства на Кенсингтон-сквер-гарденс. Атташе считался генерал-майором пехоты, он и на самом деле был генерал-майором, только не пехоты, а ГРУ. Никто из троих понятия не имел, что майор Кученко в действительности был полковником КГБ Орловым; об этом было осведомлено лишь крайне ограниченное число высших чинов Генерального штаба. Если бы они это знали, то почувствовали бы огромное облегчение: редко что доставляло советским военным такое удовольствие, как оскандалившийся КГБ. Но тогда в Лондоне они были уверены, что упустили майора ГРУ, и с ужасом ожидали реакции Москвы, которую было нетрудно предугадать.

В Челтнеме, в Управлении правительственной связи, этом национальном центре подслушивания, обратили внимание на резкое усиление обмена радиосообщениями между посольством и Москвой, причем сообщения были закодированы как дипломатическим, так и военным шифрами.

В середине дня советский посол Леонид Замятин заявил британскому Министерству иностранных дел решительный протест, в котором обвинил Великобританию в похищении майора Кученко и требовал немедленной встречи с похищенным офицером. Из Министерства иностранных дел протест тотчас был передан во все спецслужбы, которые ответили, что у них нет никакого советского офицера.

Ярость русских можно было сравнить только с недоумением британцев. Способ побега, который избрал Кученко (его все еще называли этим именем) был, мягко говоря, странным. Перебежчики уходят не для того, чтобы выпить в пабе кружку пива, обычно они направляются в заранее подготовленное убежище. Если бы Кученко обратился в полицию, об этом давно бы все знали: уилтширская полиция немедленно известила бы о перебежчике Лондон.

Если все британские спецслужбы клялись в своей непричастности, то это еще не исключало возможность участия разведывательных агентств других государств, обосновавшихся на британской земле.

Шеф лондонского бюро ЦРУ Билл Карвер оказался в крайне неприятном положении. Чтобы вместе с Орловым улететь самолетом ВВС США, Роут был вынужден запросить разрешение Лэнгли, а ЦРУ потом поставило в известность Карвера. Карверу были хорошо известны англо-американские соглашения, касающиеся поведения спецслужб в подобных ситуациях: выкрасть русского перебежчика из Англии и не сказать ни слова британцам значило нанести им серьезное оскорбление. Но Карвера предупредили; он должен молчать до той минуты, пока самолет ВВС США с перебежчиком и Роутом не покинет воздушное пространство Великобритании. Все утро Билла Карвера никто не мог найти, а потом он попросил Тимоти Эдуардза срочно принять его – в три часа дня.

На встречу Карвер опоздал; сидя в своей машине в трех кварталах от Сенчери-хауса, он ждал, пока по телефону доложили, что самолет поднялся в воздух. К тому времени, когда он пожал руку Тимоти Эдуардзу, было уже десять минут четвертого, американский самолет миновал Бристольский залив и находился где-то южнее Ирландии, направляясь в Мэриленд.

Карвер заблаговременно получил подробный доклад Роута, который доставил в Лондон вестовой-мотоциклист базы ВВС США. Роут объяснил, что у него было только два выхода: или, не говоря никому ни слова, тотчас взять Кученко-Орлова, или отказаться и отправить его назад к русским, и что сам Орлов категорически заявил, что он перейдет только к американцам.

Карвер воспользовался докладом Роута, чтобы хотя бы попытаться смягчить удар. Впрочем, Эдуардз давно успел посовещаться с Маккриди и точно знал, кто такой Кученко-Орлов, потому что тот американский банк данных, которым в семь утра воспользовался Роут, получает сведения в первую очередь от Интеллидженс Сервис. Кроме того, Эдуардз был вынужден признать, что представься ему такой уникальный случай, как Роуту, он действовал бы точно так же. Тем не менее, заместитель директора Интеллидженс Сервис был холоден и неприступен. Получив официальный доклад Карвера, он тотчас информировал Министерство обороны, Министерство иностранных дел и своих коллег – Службу безопасности о том, что Кученко (он пока не видел необходимости сообщать всем истинную фамилию перебежчика) находится на суверенной американской территории вне досягаемости британских властей.

Через час посол Замятин прибыл в Министерство иностранных дел на Кинг-Чарльз-стрит. Его тотчас проводили в кабинет министра. Замятин сделал вид, что он скептически относится к объяснениям сэра Джеффри Хоува, но в глубине души поверил министру, которого давно знал как очень честного человека. Поздно вечером советская военная делегация вылетела в Москву. В ожидании неизбежных бесконечных допросов русские офицеры были мрачны.

В Москве разгорелась нешуточная ссора между КГБ, который обвинял ГРУ в недостаточной бдительности, и ГРУ, которое обвиняло КГБ в том, что он плодит в своих рядах изменников. Тщательным допросам были подвергнуты жена Орлова, которая утверждала, что ничего не знала о планах мужа, его коллеги, начальники, друзья и агенты.

В Вашингтоне директор Центрального разведывательного управления имел очень неприятный разговор по телефону с государственным секретарем, который только что получил телеграмму от сэра Джеффри Хоува; в телеграмме выражалось недоумение и глубокая озабоченность в связи с тем, что американские спецслужбы применяют недозволенные методы. Положив трубку, директор перевел взгляд на сидевших рядом заместителя по оперативной работе и шефа отдела специальных проектов Кэлвина Бейли, к которому и были главным образом обращены его слова:

– Этот ваш молодой мистер Роут. Он определенно разворошил осиное гнездо. Вы говорите, он действовал по собственной инициативе?

– Именно так. Насколько я понял, русский не дал ему времени на согласования. Роут должен был или согласиться или отказаться.

В управлении у сухого, всегда мрачного Бейли не было близких друзей. Коллеги находили его холодным и высокомерным. Но он был отличным работником.

– Мы задели британцев за живое. Вы сами пошли бы на такой риск? – спросил директор.

– Не знаю, – ответил Бейли. – Никто ничего не может знать, пока мы не поговорим с Орловым. Как следует не поговорим.

Директор ЦРУ кивнул. В мире тайных операций, как и в любом другом, правила просты. Если ты начал игру, и она принесла большие дивиденды, то ты умен и перед тобой открыты пути наверх. Если же ты проиграл свою игру, то тебе гарантировано увольнение. Директор хотел еще раз подчеркнуть эти правила.